Статья: Моя Чукотка. Е.Штиль - Чукотское УГМС

Моя Чукотка:
на встречу с французом - в далёкое Заполярье

         Я, Евгений Штиль и французский
           путешественник Жиль Элькем

Всё время я сам мечтал побывать на Чукотке - и вот, наконец, мечта моя сбылась. Хорошо, что одновременно совпали "производственные" необходимости (читайте - "желания" руководства спортивной дирекции радиостанции "МАЯК", где я сотрудничаю как журналист).

 Сколько раз до этого внимательно слушал я людей, бывавших здесь, пытаясь впитать информацию о том крае; сколько читал книг, материалов из Интернета, но, как всегда это оказывается, любые чужие впечатления не дают и доли той картины, что возникает у тебя самого.

 Вначале выяснилось: чтобы добраться до нашей "родной" российской Чукотки, нужна сумма денег весьма значительная, и когда возникнет необходимость, то добраться туда можно лишь тремя путями... Единственный был реальным, а два других - фантастическими: реально дождаться раз в две недели самолёта из Москвы, а если есть желание попробовать себя в жанре фантастики, то надо преодолеть зимниками пару-тройку тысяч километров по Колымскому тракту или на собаках, как французский путешественник, этнограф и журналист Жиль Элькем - вдоль Полярного круга через Якутию от Норвегии.

Вот эта встреча с фантастическим достижением и была та самая "производственная", журналистская цель, которая позволила мне воспользоваться помощью радиостанции "Маяк", - встретиться на самой северной точке Чукотки, на мысе Шелагском, с французским путешественником Жилем Элькемом, который четвёртый год уже идёт по российскому Заполярью от Нордкапа, от Норвегии, самой северной точки Европы, до Берингова пролива.

 Но можно по-разному организовать такую встречу: или цивильно съездить туда-сюда на вездеходе, от города Певека, "оплота цивилизации" на Чаун-Чукотке, и до полярной станции Валькаркай, возле которой остановился француз.

...Я уже был полностью готов к главному выходу: аклиматизировался, привык к морозам до минус 30 - пусть даже на резких ветрах лицо несколько раз "прихватывало", что кожа потом слезала; совершил на лыжах, в одиночку, несколько пробных выходов - и по льду Чаунской губы, и по тундре вблизи посёлка Янранай, и по склонам горы Ангкаянранай, чья вершина высится в трёх километрах от посёлка, и до мыса Чаячьего, что выстаивается в белом дымчатом виду на ледовой дороге по направлению на Север.

Всё снаряжение было подогнано - привык к самодельным салазкам для части груза в 25 кг, которые мне помогли сделать метеорологи в Управлении, в Певеке, и наконец, те же метеорологи выдали мне ракетницу, чтобы было проще привыкать к мысли о возможной встрече с белыми медведями, о которых буквально все рассказывали одни ужасы! В общем, пора было выходить! Тем более, что маршрут уже на месте вдруг укоротился... Если, работая над картой в Москве, я так и не смог уточнить ничего о промежуточных точках пути, то только добравшись до Певека выяснил, что отмеченный на картах как заброшенный, посёлок Янранай - наоборот процветает, и до него идёт отличная гравиевая дорога, так что стартовать нужно будет оттуда, а вовсе не из аэропорта Апапельгин, в 20 км от Певека.
 

   На самом севере Чукотке даже разводят свиней

 Однако, неожиданно для меня, и странно довольно-таки, обнаружилась "удивительная" забота районной администрации о моей персоне. Она сводилась к таким аргументам: "К нам приехал корреспондент из Москвы, и вдруг он отправится рисковать собой в нашем краю - разве можно допустить такое?!"

Мне стало просто неудобно, что я обращаю на себя такое пристальное внимание, но ведь я не просто за риском приехал, друзья мои!

 Гораздо большему риску подвергается ежечасно, ежеминутно житель крупного города: ходить и ездить по столице во сто крат опаснее, чем идти по тундре, или по океанскому льду, или по горам... Я приехал узнать свою Чукотку!

 Но чрезмерно "заботливому" гостеприимству властей не было предела, и, едва не дойдя до конфликтов, наконец пришлось сдаться: мне настойчиво рекомендовали местного охотника на роль проводника. Наверное, для их собственного успокоения, но за мои деньги! Это потом уже проводник - охотник превратился в обычного парня, простого местного жителя: он - русский, зовут его Толя; и пусть он прожил в тех краях почти два десятка лет, но только после всего самого тяжёлого, что с нами произошло, он признался, что бывал там (в районе искомой станции Валькаркай) всего два раза, да и то - летом...

Мы решили ехать на снегоходе "Буран" по замёрзшей Чаунской губе "туда", а возвращаться "обратно" - через горы, через перевал, через предгорную тундру!

И там, и там - сколько красоты можно было увидеть! Наготове фотоаппарат и видеокамера; даже за те четыре часа относительно светлого времени полярной ночи последний раз солнышко показалось оранжевым краешком в Янранае 25 ноября - и всё... Теперь до начала февраля!

Я успокаивал себя, что хотя и вынужден поменять свой личный план-мечту, но зато при скорости "Бурана" мог гораздо больше отвлекаться на съёмку - делать зигзаги, останавливаться на дольшее время! Да только реальность и эти мои желания поправила по своим законам!

 И почему только я не взял точного прогноза погоды перед самим выходом на маршрут - не знаю: до этого каждый день подготовки начинался с приёма прогнозы погоды от синоптиков Чукотского метеоуправления. Что случилось? Может, упоение (наконец-то, наконец-то старт!) усыпило бдительность?

Но и знание прогноза не остановило бы нас. Снегоход - это вам не пешком! Со скоростью 2-3 км в час с таким грузом, 42 кг с собой, и потом, на середине пути, в старинном, заброшенном теперь, посёлке Шелагский (как раз с южной стороны зуба-выступа, у мыса того же названия, самого северного на всем Чукотском полуострове!) есть охотничий домик, да настоящая "изба", крепкая, с заготовленной горой угля и дров, с печкой внутри, тёплая и надёжная. В ней можно было не то что заночевать, но и пожить, пока хватит продуктов. А их я взял на две недели - согласитесь, приличный запас!

 Льды Чаунской губы оказались приветливыми, словно хоккейная площадка Дворца спорта "Лужники", - почисти и гоняй шайбу! Всего раза три-четыре встретились скромные торосики поперёк нашего пути, а основная их масса тёрлась у береговых скал, пыталась сдвинуть подальше от океанской воды монолитные каменные мысы, поправить географию - Чаячий, Рыбачий, потом какие-то безымянные, и в том числе тот самый, через который проходит заветная 70-я широта.

 Помните отчаянную песню 60-х годов Станислава Пожлакова и Леонида Лучкина: "А мы ребята 70-й широты"? Так вот, пусть не обижаются жители города Певека, которым, говорят, посвящалась эта песня, - действительно самого северного города России, как и бывшего СССР... но он располагается ниже этой параллели на целых 18 минут дуги (18 морских миль - это 33 с лишним километра!). А оказалось, что ничем не отмечена на Чаунском берегу эта самая 70-я, так и переходят её незаметно охотники, рыболовы, геологи да метеорологи. Прочертил я её на льду, протопал ногами, отметил, хоть и не надолго: движутся эти льды! Но пусть громче зазвучит в здешних ходоках эта задорная песня наших отцов-романтиков!

Возле заброшенного посёлка Шелагского нам предстояло круто повернуть на восток и, выйдя уже к матёрому Ледовитому океану, следовать так вплоть до той полярной станции "Валькаркай", которая стоит на самом океанском берегу. Мимо не пройдёшь. Начался от уровня моря подъём в горы, пусть под небольшим углом, но постоянный, заметный, и насколько подымались мы по высоте, настолько всё заметнее и заметнее потянул на нас ветер. Вначале он был неприметный, но вскоре начал превращать всё окружающее в "молоко". Зарождалась пурга!

 Попытка повторить поездку по льдам, как это было со старта в Янранае, ни к чему ни привела: оказалось, что в противовес замёрзшему покрову Чаунской губы матёрые океанские льды - Ледовитого - стоят дыбом, всторошены 10-метровыми навалами и хаотично разбросаны так, что между ними не то что проехать, а и пройти человеку просто невозможно.

 Поменяли тактику - выбрались на галечниковый пляж, он хорошо выдаётся среди всеобщей белизны, выступает таким валиком шириной около 3 метров, почему-то снега на нём почти нет - или сдувает его, или вымерзает он на более холодных камешках - непонятно, но главное - там ехать на снегоходе вполне можно. Да только дорога та длилась недолго: в наступившей серо-синей темноте, смешанной с молоком начинающейся пурги, вскоре упёрся "пляжный" наш путь в очередной скальный мыс, а с океана навалились на него громадины торосов величиной с пятиэтажный дом - тупик, что называется, приехали! Проводник Толя предложил свой вариант: "бросить здесь под скалой все вещи и налегке идти через торосы до полярки!" Расстояние вроде бы небольшое - всего-то километров пять, но хорошо, что мы не решились на такое: через торосы идти невозможно - и потому, что они огромные, беспорядочные, но и ещё - непредсказуемые по своей сложенности, что ли, как тут объяснить! Ну, представьте - вам надо перейти через нагромождение обломков льдин: где края каждой из них - не видно, потому что они припорошены снежком, да и края их обламываются как угодно - вкривь, вкось, - вот и когда переходишь через такое нагромождение, то вроде бы ставишь ногу на одну опору, а она оказывается совсем другой - наклонной ли, или обрывается вовсе, или встретишь острое ребро, на котором не удержишь ноги. Так и подворачиваются стопы, и часто теряешь равновесие, падаешь - опереться-то не на что, руку подставить нельзя - враз сломается. Сколько раз падали на бок, ударялись рёбрами о выступы льда - такие твёрдые и острые они, словно скала, а не лёд совсем.

 Да и оставлять вещи между скалами и торосами нельзя: всё это живое, они движутся то навстречу друг другу, то отступают, и как поведут они себя в предстоящие ночи - никто не знает. Придёшь через сутки, а от твоих вещей останутся серые лоскутки и непонятные кусочки!

 ...Ветер выл и свистел с нечеловеческой мощью, трепал палатку так, что разговаривать было невозможно - приходилось кричать во весь голос друг другу в ухо, если нужно было поговорить - потому все разговоры сводились к односложному: "Варим еду сейчас или попозже?" Обсуждать наше положение было нечего, и так всё ясно: если после первой 20-часовой ночи пурговки мы и выбрались наружу из палатки, то, едва держась на ветру, упёрлись в белую "стену" молочной невидимости, когда и ног своих не видно, покачались так, тупо озираясь бесполезными в таких условиях глазами и пытаясь укрыть лицо от высекающих ледяных вихрей, и забрались обратно, дрожа уже через эти полминуты общения со зверской северной пургой.

Только потом метеорологи на станции Валькаркай, встречая нас - прилично подмороженных после 3-суточной ночёвки в палатке, - рассказали, что в эти дни ветер был до 35 метров в секунду и мороз до минус 32 градусов, но тогда мы этих точных цифр не могли знать, а лишь догадывались, испытывая ярость стихии на себе.

 После вторых суток пурговки мы уже и не пытались выходить наружу, чтобы лишний раз не наполнять палатку снегом: даже едва приоткрывая её для вентиляции, мы получали такие заносы внутри буквально за десяток секунд, что потом слой снега нужно было руками тщательно отгребать, иначе он таял, когда включался примус, вымачивая одежду, снаряжение, всё покрывая коркой изморози.

Где-то там наша ночевка...            

Одноместная палатка для двоих была тесной - нельзя было поменять положение тела, когда от долгой лёжки затекали суставы, нельзя было посидеть - только лежи и лежи, нельзя было высушиться, хотя примус MSR, который мне вручил вместе с кучей другого снаряжения известный альпинист Марат Галинов, работал безупречно, бензина было на две недели 3-разового питания и сушки, но заполненное нашими телами внутреннее пространство палатки не позволяло этого, да и вообще, для приготовления еды примус едва втискивался между нами, горел в 30-40 см от наших лиц - дальше отстраняться было некуда! Но главное, мы не вмещались в принципе во внутренний полог, и я, как более рослый, высовывался из него по грудь, молнию застегнуть было невозможно, и снег, снег при каждой вентиляции только прибавлял и прибавлял влажности в наше снаряжение!

Конечно, было странно, что такой опытный, как мне рекомендовали, охотник, проводник не взял с собой в поход ничего для защиты от ветра и мороза: ни коврика, ни спальника, ни палатки, ни крошки еды - но тут какие могут быть упрёки! - нужно было спасаться, и второй мой спальник, употребляемый в качестве чехла, пошёл моему новому знакомому, коврик шириной 80 см по диагонали работал на двоих, хорошо ещё, что при отъезде я попросил у строителей в Янранае чёрный матрац - он нас спасал капитально, как и моя пуховая жилетка, которая пошла на подстилку.

 Другая причина таких проблем у охотника со снаряжением - это, конечно же, бедность нашего народа, и северных жителей тоже. Хотя чукотские и хвалятся, как "стало им жить лучше, когда пришёл Абрамович!" - но если сравнивать с той же Аляской, до которой отсюда в 5 раз ближе, чем до Москвы, то окажется, что у местных недостаёт даже необходимого. Если честно, то и не знаешь, что сказать про нынешние времена - то ли здесь необходимо восстановление Северного морского пути, чтобы поднять жизнь и людей, то ли нужно кардинально менять стратегию отношения к Северу вообще - боюсь тут показаться критиканом, просто равнодушным не могу быть - вот и задумываюсь, волнуюсь!

 ...На третью 20-часовую ночь в палатке уже стало невозможно сохранять тепло: спальники промокли, промёрзли, пух в них осыпался в швы, как порошок, куртки, в которых мы лежали, были такими же, - пока горел примус, было тепло, хорошо, весело, но едва он выключался, как всё мгновенно мертвело, покрываясь инеем и теряя цвет, - и казалось, что ещё холоднее, чем было до того. Ветер не стихал, палатку не просто завалило, а припечатало со всех сторон плотным снегом так, что оттолкнуть его изнутри было невозможно - я попытался как-то ударить локтем и отбил его, словно попал в каменную стену. Пространство внутри уменьшилось донельзя, и когда мы спали, то вольно-невольно согнутые ноги упёрлись в снежный навал и колени примёрзли к нему - 30-градусному! - так что потом, после пурги, даже стоять первое время я не мог, не то что идти: упал, пытаюсь встать, пока суставы не согрелись, не разработались...

 ...Теперь уже можно сказать, что трое суток пурговки в таких условиях - это предел, которого мы достигли при имеющемся снаряжении, предназначенном для одного человека и разделённого на двоих!

 Именно в третью ночь появились неприятные признаки: забывчивость - завести часы, например, и они остановились, - и, самое страшное, - апатия - полежать ещё, когда пора было вентилировать палатку и отгребать снег, поспать, вместо того чтобы лишний раз включить примус и погреться у огня; а у проводника Толи апатия выразилась в том, что он решил выкурить все свои три пачки сигарет, чтобы "вдоволь накуриться", как он сказал, "перед смертью". Помирать мы не собирались, но страх перед смертью почти исчез, и это было как раз опасным состоянием потери сопротивляемости...

...Природа смилостивилась на 4-й день, и к полудню, который здесь представляет собой сумерки средней полосы широт, ветер начал стихать, и мороз умерил свою силу. Полчаса ушло только на то, чтобы вызволить себя из палатки - словно специально для этого я попросил в Москве у альпиниста Максима Шакирова складную лавинную лопату. Через час медленного ползания вокруг нашего несчастного лагеря что-то сдвинулось с мёртвой точки: снаряжение откопали, всё нашли, а главное, когда вычистили от набившегося, спрессованного снега двигатель снегохода, то он завёлся с первой попытки - не просто, значит, хвалился Толя, что держит свой "Буран" в идеальной готовности. Вот бы ещё держал он под сиденьем снегохода палатку, коврик, спальник и еду, кроме охотничьего ружья.

Через два часа, в постепенно улучшающейся видимости, мы достигли наконец-то заветной полярной станции Валькаркай, - её мощный прожектор пробил слабеющую пургу лишь за 200 метров до самих зданий.

Евгений ШТИЛЬ
Валькаркай-Москва, 2003-2004

                                    Статья с сайта: http://old.radiomayak.ru